Где: Коммунальная квартира среднего размера, где живут десять человек, в доме по Шпалерной улице, в одном из престижных районов Петербурга.

Кто: Володя (40 лет), его мать Розалия Юрьевна, Илья — антрополог, проводящий полевую работу в коммуналках в рамках своего исследовательского проекта.

Володя и Розалия Юрьевна приехали в Петербург из маленького поволжского городка, где у них был свой дом.

Что: Высказывания о воровстве со стороны соседа; о подмене как одной из разновидностей воровства; о холодильнике, стоящем на кухне.

Where: A midsized communal apartment with ten co-tenants on Shpalernaya St., in a prestigious St. Petersburg neighborhood.

Who: Volodya, age 40; his mother Rosalya Yurievna; and Ilya, an anthropologist conducting field work in communal apartments as part of his academic research.

Volodya and Rozalya Yurievna moved to Petersburg from a small town in the Volga region, where they had their own house.

What: Statements about stealing on the part of a co-tenant; about "substitution" as a kind of stealing; about the refrigerator in the kitchen.

Р.Ю.: Ну, у меня есть кое-какие знакомые в доме. Ну, такие, я с ними в очень хороших отношениях.

Илья: А в квартире ни с кем у вас таких теплых отношений, дружеских нет?

Р.Ю.: Вы знаете нельзя, нельзя, потому что за добро платят таким, такой гадостью, что я не могу просто.

Володя: То есть раньше были, а потом рассорились, вот так скажи.

Р.Ю.: Просто… я прекратила отношения. Ну зачем? Если ему со всей душой жалеешь, болеешь, все делаешь, а потом он тебя толкает в коридоре… то что это?

Илья: Это вот пьяница тот самый?

Р.Ю.: Не-ет, это вот тут живет, такая дама.

Володя: Нет, пьяница себя ведет исключительно корректно.

Р.Ю.: Он сейчас исключительно себя ведет.

Володя: Он только единственно что вот только когда тогда выпил, полез, а так он в трезвом виде не лезет.

Илья: Угу.

Володя: Единственно, чтобы, у нас требование, чтобы он сюда никого не водил, из гопников. Вот он на наше требование он так, тайком водит по ночам.

Илья: Своих приятелей? Выпивают?

Р.Ю.: Он мало пьет сейчас, очень мало.

Володя: Ну, как "мало пьет"? Он сколько денег есть, столько… все.

Р.Ю.: Мало он пьет. По сравнению с тем, что было раньше.

Володя: Было бы больше денег, он бы больше пил, не в этом дело. Дело в том, что он водит сюда разных людей вот, а у нас такое требование, пусть пьет на здоровье, мы не против.

Илья: А вот кого он водит, были у вас случаи воровства, например?

Р.Ю.: Я не знаю.

Володя: Нет, он сам воровал у нас, по мелочи. Он и сейчас ворует, соль, например, на кухне таскает.

Илья: А каких-то крупных пропаж?

Володя: Перец... крупных не было, боится.

Илья: Слава богу, да.

Р.Ю.: Нет.

Володя: Крупных боится, а по мелочам он почитает своим долгом, что что-нибудь, вот, например, стоял холодильник, на в этих, около кухни там, так он подменил апельсины, хорошие на гнилые.

Илья: Как это подменил?

Володя: Количество штук было столько же. Ну, это у них такая коммунальная была э, традиция, видимо, друг у друга воровать.

Илья: Угу.

Володя: Порошок стиральный, там… подменил апельсины. Значит, столько же по количеству было, но все были гнилые. (хихикает)

Илья: Здорово. И что ему сказали на это?

Володя: Он сказал, что он не менял. Ну, что ему сказал я? Я ему сказал, что апельсины… поменяны, что тут скажешь. Но он же отрицает.

Илья: Ну а... то есть вы с тех пор уже убрали холодильник с кухни?

Р.Ю.: Пришлось убрать. Мы убрали потому что этот большой.

Володя: Нет, мы не поэтому убрали, просто… он понадобился нам.

Р.Ю.: Туда не влез.

Володя: Да самое главное что большой не шумит, мы его поставили в комнату. А тот шумит. Его в комнате нельзя было держать... поэтому.

Илья: Угу.

Володя: Не поэтому, что он там, нет там в принципе ничего не пропадало так, но конечно он осматривал.

Р.Ю.: Но неприятно это.

Илья: А у кого-то еще стоят холодильники на кухне?

Володя: Сейчас больше нет. Акулов (?) один холодильник в прихожей стоит, у входа.

Р.Ю.: Вот здесь стоит холодильник, у входа.

Володя: Здесь он боится лазить, потому что здесь все видно и слышно. А там у нас далеко. Туда он по ночам лазил.

Р.Ю.: И потом он с ней судился, с этой женщиной.

[Примечание: нам не известно, к чему относится последняя реплика.]

R. Yu.: There are some people I know in the building. I'm friends with them.

Ilya: But there's nobody you're friends with in the apartment?

R. Yu.: You know, that's impossible, it's just impossible, because you do something good and you're repaid with such, such meanness that I can only…

Volodya: That is, you used to be friends, and then you quarreled, why don't you say that?

R. Yu.: It's just that…I broke off relations. What's the point? If you sympathized with a person with all your heart, you felt for that person, you did everything for that person, and then that person shoves you in the hallway, then what's this?..

Ilya: You mean the alcoholic?

R. Yu.: No, no, I mean someone who lives here, a woman.

Volodya: No, the alcoholic behaves irreproachably.

R. Yu.: Now he behaves irreproachably.

Volodya: The only thing is that that one time, when he had a few, he made trouble for us, but when he's sober he doesn't.

Ilya: Uh-huh.

Volodya: The only thing we insist on is that he doesn't bring anybody here, any of his jerky pals. So he only brings them in at night, on the sly.

Ilya: His friends? They drink?

R. Yu.: He hardly drinks now, hardly at all.

Volodya: What do you mean, "hardly at all"? However much money he has, that's how much he … And that's that.

R. Yu.: He hardly drinks. Compared to how much he used to drink.

Volodya: If he had more money, he'd drink more, that's not the point. The point is that he's bringing these people in here, and we're insisting, let him, let him drink however much he wants, we don't care.

Ilya: As for those people he brings in, did you have instances of theft, perhaps?

R. Yu.: I don't know.

Volodya: No, he was the one who would steal things. Small things. And he's still doing in, he takes salt for example, takes it from the kitchen.

Ilya: Was anything major ever missing?

Volodya: Pepper…Nothing big; he's afraid.

Ilya: Well, thank goodness.

R. Yu.: No.

Volodya: He's afraid to take anything major, but he considers it his duty to steal something. For example, there was a refrigerator there, near the kitchen there, so he switched the oranges, good ones for rotten ones.

Ilya: What do you mean?

Volodya: There were the same number of them. Well, that's their communal tradition, apparently, they steal from each other.

Ilya: Uh-huh.

Volodya: Laundry detergent…and he switched the oranges, the same number. But all of them were rotten. (giggles)

Ilya: Wow. What did all of you say to him?

Volodya: He said he didn't do it. Well, what could I say? I told him that the oranges were…switched, and that's all there is to it. But he denied it.

Ilya: But now the refrigerator isn't in the kitchen any more?

R. Yu.: We had to take it out. We took it out because this one is big.

Volodya: No, that's not why, it's just… We needed it.

R. Yu.: We couldn't get it in.

Ilya: The most important thing is that the big one doesn't make noise. We put it in our room. But the other one makes noise, we couldn't keep it in our room. That's why.

Ilya: Uh-huh.

Volodya: Not because it was there, no in fact nothing was taken there, though he was rummaging around of course.

R. Iu.: It's unpleasant.

Ilya: Does anyone else still keep a refrigerator in the kitchen?

Volodya: Not any more. There's one refrigerator in the entryway. By the door.

R. Yu.: It's there. By the door.

Volodya: He's afraid to rummage around in here because here people can see and hear. And there it's far. So he rummaged around in there at night.

R. Yu.: And then he took her to court, that woman.

[Note: We do not know what the last remark is about.]

Где: Коммунальная квартира среднего размера, где живут десять человек, в доме по Шпалерной улице, в одном из престижных районов Петербурга. У Розалии Юрьевны и Володи две маленьких комнаты в этой квартире. В одной из них все пространство занято кабинетным роялем и кроватью.

Кто: Володя (40 лет), его мать Розалия Юрьевна, Илья — антрополог, проводящий полевую работу в коммуналках в рамках своего исследовательского проекта.

Упоминаемый в рассказе второй сын Розалии Юрьевны — брат Володи, подаривший кофточку, — пианист.

Володя и Розалия Юрьевна приехали в Петербург из маленького поволжского городка, где у них был свой дом.

Что: История о том, как испортились отношения с одной из соседок, с которой раньше была теплая дружба. Соседка не выдержала зависти, которая овладела ей после того, как Розалия Юрьевна показала ей кофточку, привезенную ее сыном из Кореи. Соседка, как следует из рассказа, вбила гвоздь в узком месте коридора, чтобы соседи напоролись на него и порвали одежду (в том числе, предмет зависти — кофточку).

Where: An apartment on Shpalernaya St., in a prestigious St. Petersburg neighborhood; a midsized communal apartment with ten co-tenants. Rozaliya Yurievna and Volodya have two small rooms in this apartment. One of them is entirely taken up by a piano and a bed.

Who: Volodya, age 40; his mother Rosalya Yurievna; and Ilya, an anthropologist conducting field work in communal apartments as part of his academic research.

Mentioned in the conversation is Rozaliya Yurievna's other son, who gave her the sweater; he is a pianist.

Volodya and Rozalya Yurievna moved to Petersburg from a small town in the Volga region, where they had their own house.

What: The story of how a once close friendship with a co-tenant turned sour. The co-tenant could not control her envy after Rosalya Yurievna showed her the sweater that her son had brought her from Korea. According to the story, this woman then drove a nail into a narrow section of the apartment hallway, so that neighbors would bump into it and tear their clothes (including the object of envy, the sweater).

Володя: Ну, короче, ты говори.

Илья: Да-да-да-да-да?

Р.Ю.: И это послужило негласной такой причиной для ссоры. Ну, все понятно.

Володя: А что за ссора была? В чем там, с этой Зойкой-то?

Р.Ю.: Да, не хочу я говорить. Да я не ссорилась с ней, просто перестала разговаривать.

Володя: А что она стала, что она сказала?

Р.Ю.: Ничего она не стала. Она... из-за гвоздя.

Илья: Как из-за гвоздя?

Володя: Это что она по... после кофты гвоздь-то повесила, да?

Р.Ю.: Ну, конечно.

Илья: А что за гвоздь-то? Расскажите.

Володя: Гвоздь-то это там узкий коридор. А она повесила... прибила туда гвоздь, чтобы мы на него напарывались.

Илья: Как это? Кошмар какой! Куда? В какое место? Просто там...?

Володя: Ну, как? вот так!

Р.Ю.: Ну, вот как это? Вот так! Володя: Гвоздь маленький. Как раз я на него зацепился, я говорю, уберите гвоздь. А она стала кричать.

Илья: Она что-то туда вешала, наверно, на этот гвоздь?

Р.Ю.: Ну, там ей, может быть, и нужен был бы...

Володя: Нет, ничего он там не нужен, не нужен абсолютно. Просто прибила гвоздь. Там она если захотела бы... Она им пользуется сейчас, якобы, вместо ручки дверной. Ручка стоит полторы тыщи, мы вот себе ручку сделали. Она на это деньги никогда не потратит, она прекрасно и без гвоздя открывала много лет, лет десять. Говорит, здесь всю жизнь гвозди были, когда-то там. И никто не напарывался, а я говорю так я уже напоролся. А если я пойду в хорошей одежде?

Илья: В темноте.

Володя: А?

Илья: В темноте просто что по узкому...

Володя: Да не в темноте, там узкий коридор, там его не видно, он маленький-то, гвоздь.

Р.Ю.: И там, знаете, надо вот иногда расходиться вот, идешь, скажем, с кухни с тарелками, с кастрюлями.

Володя: А он на углу. Гвоздь на углу. Я на него напоролся, чуть не порвал вот так вот свитер, вот так вот.

Илья: Угу.

Володя: Я ей говорю, чтобы убрала, она не убрала гвоздь.

Илья: И это она сразу после кофточки вбила такой гвоздь специальный?

Р.Ю.: Ну, я не знаю, я, может, это искусственно сочетаю.

Володя: Видимо да, видимо сразу. Видимо сразу.

Р.Ю.: Разговор был такой очень добрый, и ей понравилось, и она говорит «носите на здоровье», и так далее. Просто... ну так, можно себе представить...

Илья: А потом, перестала разговаривать, общаться?

Р.Ю.: Ну, может быть, эта кофта не имела значения. Ну, я не знаю.

Володя: Может быть, может быть, и мы перестали с ней разговаривать. Я сейчас с ней вообще не разговариваю. Не здороваюсь, не разговариваю.

Р.Ю.: Вы знаете, есть люди, с которыми лучше поддерживать только такие отношения, официальные.

Володя: А я никаких отношений не поддерживаю, не разговариваю.

Р.Ю.: А я здороваюсь, я здороваюсь, и она здоровается.

Володя: А я не здороваюсь.

Р.Ю.: Мы расходимся. Скажем, встречаемся, мы стараемся пропустить друг друга, и я и она. Меня это устраивает. Ну я вообще не такой человек, я привыкла как-то по-другому.

Володя: К общению привыкла.

Р.Ю.: Ну, а это здесь нельзя. Здесь нельзя так.

Volodya: Come on, get to the point.

Ilya: So, so…?

R. Yu.: And that was the hidden reason behind the quarrel. What do you expect.

Volodya: What kind of quarrel? What happened with this Zoyka?

R. Yu.:I don't want to talk about it. Anyway I didn't quarrel with her, I just stopped talking to her.

Volodya: But what did she start …what did she say?

R. Yu.: She didn't start…she... it's because of the nail.

Ilya: What do you mean, because of the nail?

Volodya: You mean after the sweater she put up the nail, right?

R. Yu.:Of course.

Ilya: What about the nail? Tell me.

Volodya: The nail? So it's a narrow hallway there, and she put in, she hammered a nail in there, so we would run into it.

Ilya: How could that be? How awful! Where? In what place? Just there somewhere..?

Volodya: How could that be? We're telling you.

R. Yu.: You're asking how that could be? We're telling you.

Volodya: A little nail. I was the one who got caught on it, so I tell her, take the nail out, and she starts yelling.

Ilya: She was using the nail to hang something up, probably?

R. Yu.: Well, you know, maybe she needed it there.

Volodya: No, there was no need for it there, absolutely none. She just hammered in a nail. If she wanted...she is using it now, she says, instead of a door handle. A door handle costs a thousand and a half, we had one put in. She'd never spend money on something like that, she's been opening it fine for years without a nail, for ten years. She says that all her life there were nails here, and nobody ran into one, and I say well I did, and what if one day I come in wearing good clothes?

Ilya: In the dark.

Volodya: What?

Ilya: In the dark because in the narrow…

Volodya: It's not dark, it's just that the hallway is narrow, you don't see it, the nail, it's small.

R. Yu.: And you know, sometimes people have to pass each other, let's say you're coming out of the kitchen carrying plates or pots.

Volodya: It's in the corner. The nail is in the corner. I ran into it and almost tore my sweater this way, you see?

Ilya: Uh-huh.

Volodya: I tell her to take it out, but she doesn't take the nail out.

Ilya: So she did this right after you showed her the sweater, she hammered the nail in on purpose?

R. Yu.:I don't know, maybe I'm making a connection that doesn't exist.

Volodya: It seems like it was right after, yes, right after.

R. Yu.: We had a very nice talk, and she liked it, and she said wear it in good health, and things like that. It's just…Well, you can imagine…

Ilya: And then she stopped talking, stopped having friendly relations.

R. Yu.:Maybe the sweater didn't mean anything, I really don't know.

Volodya: Maybe, maybe we were the ones who stopped talking to her. Now I don't talk to her at all. I don't say hello, I don't talk.

R. Yu.: You know, there are people you're better off just having formal relations with.

Volodya: I have no kind of relations, I don't talk.

R. Yu.: I say hello. I say hello, and she says hello.

Volodya:I don't.

R. Yu.: We pass by each other say, we meet, we try to let the other one pass. Both of us do that. That suits me. But I'm not that kind of person, I'm used to doing it differently, somehow.

Volodya: You're used to being social.

R. Yu.: No, that you can't have here, that you can't have here.

Где: Коммунальная квартира, где живут 18 человек, находится в центральном подъезде дома, в глубине парадного двора (курдонера) большого пятиэтажного дома в историческом центре Петербурга.

Кто: З---на Г. А., 1932 года рождения; интервью взято Ильей, антропологом, проводящим полевую работу в коммуналках в рамках своего исследовательского проекта.

Информант — лежачая больная, за которой ухаживают соседи и социальный работник. Во время интервью социальный работник присутствует в комнате: она делает уборку, приносит приготовленный ею на кухне обед.

Самый старый жилец в квартире, живущая здесь с 1932 года Г.А.З---а на момент интервью находится в конфронтации со всеми жильцами квартиры ("я лежу в бойкоте", как она заявляет). В отличие от воспоминаний о былом, о которых она может разговаривать сравнительно спокойно, все, что так или иначе касается взаимоотношений с соседями сегодня, вызывает нервное возбуждение и заикание рассказчицы, и интервьюеру только с большим трудом удается переменить тему.

Что: Рассказчица мысленно восстанавливает план квартиры, опираясь на предметы мебели и убранства, сохранившиеся со старых времен. Рассказ о первом жильце, изначально занимавшем всю эту квартиру.

Фотографию кухни в этой квартире можно увидеть на иллюстрации «Фрагмент интерьера кухни».

Where: A communal apartment in the central entryway of a five-story apartment building in the prestigious historical center of St. Petersburg. The apartment, home to 18 people, is at the back of the central courtyard (the architectural term is cour d'honneur, a formal three-sided courtyard that is a feature of European palaces and mansions beginning in the seventeenth century).

Who: G. A. Z—, born 1932; the interviewer is Ilya, an anthropologist doing field work in communal apartments.

The informant is bedridden; she is looked after by neighbors and a city aide. During the interview, the aide was in the room, cleaning; she also brought in the meal she had prepared in the kitchen.

The oldest tenant in the apartment, living there since 1932, G. A. Z— was in active conflict with all the other tenants ("I'm lying in a state of boycott," as she put it). Unlike her memories of the past, which she could relate more or less calmly, everything that in any way touched her relationship with her neighbors today agitated her and made her stutter; it was very difficult for the interviewer to change the subject.

What: G. A. Z—, mentally reconstructs the floor plan of the apartment, working from furniture and architectural details remaining from that time. She tells about the first tenant who lived in the entire apartment.

See this apartment's kitchen in "Partial view of a kitchen."

Г. А.: Мама меня принесла когда, было мне месяц, сюда положила вот на эту кровать, эта кровать довоенная, кровать, железная, довоенная, куплена до войны. У меня, этот вот, этажерка и столик это вещи до семнадцатого года, это не мои вещи. Это инженера, который здесь жил… с семнадцатого… года здесь три… не с семнадцатого, а с четырнадцатого до семнадцатого года здесь жил инженер. Занимал всю эту квартиру. Всю квартиру он занимал.

Г. А.: Значит, первая комната, эта первая комната идет значит это, там были застекленные, эти, двери были застекленные, наверно, и сейчас видно. Не деревянные, а застекленные. Там жила, жила у него прислуга. Пятнадцать метров.

Г. А.: Вторая комната, это сорок метров, тридцать восемь-сорок метров, это большая. Это была у них комната для танцев. Танцы. Следующая, сейчас две комнаты, это из фанеры стены, там вообще не было, там просто коридорчик был. Там этих комнат не было, перед войной эти комнаты, значит это, сделали эти две комнаты. А в девятнадцатом так и есть коридорчик, там нет комнат на этом месте. Вот.

Г. А.: Следующая комната, вот как раз напротив, эта следующая комната, она двадцать четыре метра, это была спальня у него.

Илья: Вы фамилии-то не помните инженера?

Г. А.: Не-ет, я с тридцать второго, а он, он жил только с четырнадцатого по семнадцатый год. Вот. Потом, значит. Я не видела его ни разу в глаза.

Г. А.: Теперь, значит, следующая, следующая комната, узкая такая там, узкая в углу. Это была его курительная комната. Нет, следующая комната это у него кабинет был. С этого кабинета в коридорчик там дверь была та узкая, там его курильная комната была. Это он занимал этот угол.

Г. А.: До войны туалет вот этот, который сейчас напротив — туалет, ванная — их не было, они были там вот в коридорчике, как раз для ванной место, сейчас там кладовка. Два туалета было подряд. А это, вот эта ванная и это самое, туалет были у него кладовками. Это кладовые были.

Г. А.: Кухня была, пол был розовый, из розового туфа. Это сейчас, сейчас там это пластикат наклеен и все, а был такой вроде как глины, глины такой розовой, и когда моешь, плохо воду эту… тряпка убирала очень плохо. Розовый такой был.

Г. А.: Плита напротив, где эти, кухонные эти самые, газовые плиты, там была, была эта… плита стояла. После войны убрали, поставили вот эти, газовые. После войны. Вот, вот что я помню. Да, значит, все люди тут помирали. Наша комнат, наша комната — детская.

Илья: Вот эта.

Г. А.: Вот эта. Это детская. Ну, дверь-то эта до войны сделали, но у него не было этой двери-то, была, видите, вот где дверь в стене. В стене дверь и эта, рядом комната, это двадцать четыре метра, это столовая его была.

Г. А.: А дальше, дальше, двери-то теперь, потом пробили туда всё, там у него тоже детская была. И там был до войны — только я не знаю, куда делся — там был камин. До войны был камин, этот, камин, белый такой, как… с комод, низкий. Куда он делся, не знаю, там нет камина. Вот. И, значит, это самое, камин у нас в коридоре, зеленый, высокий.

Илья: Да, видел я его, красивый. Когда его топили в последний раз?

Г. А.: А это я не знаю. При моей жизни ни разу его не топили.

G. A.: My mother brought me here when I was a month old; she put me on this bed. This bed is prewar, it's iron, prewar, bought before the war. Some the things here, this whatnot and this little table, are prerevolutionary, they aren't my things. They belonged to the engineer who lived here... beginning in 1917... here for three years, from 1914 to 1917... no, not beginning in 1917 but from 1914 until 1917 an engineer lived here. He lived in this whole apartment. This whole apartment.

G. A.:So, the first room, this first room, it had glassed-in doors, these doors were glassed, you can probably see that even now. This is where the servant girl lived. Fifteen meters.

G. A.: The second room is forty meters, thirty eight or forty, a big one. This was their ballroom. They used to dance there. The next room is two rooms now. The walls are plywood, they never used to be there, there was just a little hallway. These rooms weren't there, before the war these rooms were, you know, they made these two rooms. Apartment 19 still has the little hallway, there aren't rooms in that place. So.

G. A.: The next room, directly opposite, that next room, it's twenty-four meters, that was his bedroom.

Ilya: Do you remember the engineer's name?

G. A.: No, I was born in '32, and he, he lived here only between 1914 and 1917. So. You know, later. I didn't ever set eyes on him.

G. A.: Now the next, the next room, it's really narrow, narrow and in the corner. This was his smoking room. No, the next room was his study. From the study into the hallway was a door, a narrow one, that's where his smoking room was. This corner was his.

G. A.: Until the war this lavatory that is now opposite us—the lavatory and the bathroom—they weren't there, they were there in the little hallway; the place where the bathroom was is now a closet. There were two lavatories next to each other. And this, this bathroom and the, what is it, lavatory, they were his closets. They were closets.

G. A.: There was a kitchen, the floor was pink, pink travertine, now there's linoleum over it, and there used to be something like clay there, pink clay and when you washed it, the water...you couldn't mop it up with a rag. It was pink.

G. A.: The stove across there, where those, those kitchen what do you call them, those gas ranges are, there was a, a stove. After the, the war they took it away and they put in these gas ones. After the war. That's what I remember. Yes, you know all the people here were dying. Our room, our room was the children's bedroom.

Ilya.: This one.

G. A.: This one. This was a children's room. Well, this door here was put in after the war, this door wasn't here, there was, you see, a door over there in the wall. A door in the wall, and that room next to it, twenty-four meters, that was his dining room.

G. A.:And further down, further down, now there is a door here, they broke through the wall. That was also a children's room. And before the war—only I don't know what happened to it—there was a fireplace there. Before the war there was a fireplace, it was white, and low like a chest of drawers. I don't know what happened to it. There's no fireplace there now. So. And this, what do you call it, fireplace that we have in the hallway, is green and tall.

Ilya: Yes I saw it, it's pretty. When was it last used?

G. A.: I couldn't say. In my lifetime it was never used.

Где: Коммунальная квартира, где живут 18 человек, находится в центральном подъезде дома в престижном районе в центре Санкт-Петербурга, в глубине парадного двора (курдонера).

Кто: З— Г—а А—на, 1932 года рождения; интервью взято Ильей, антропологом, проводящим полевую работу в коммуналках в рамках своего исследовательского проекта.

Информант — лежачая больная, за которой ухаживают соседи и социальный работник. Во время интервью социальный работник присутствует в комнате: она делает уборку, приносит приготовленный ею на кухне обед.

Самый старый жилец в квартире, живущая здесь с 1932 года Г. А. Замятина на момент интервью находится в конфронтации со всеми жильцами квартиры («я лежу в бойкоте», как она заявляет). В отличие от воспоминаний о былом, о которых она может разговаривать сравнительно спокойно, все, что так или иначе касается взаимоотношений с соседями сегодня, вызывает нервное возбуждение и заикание рассказчицы, и интервьюеру только с большим трудом удается переменить тему.

Что: Рассказ о судьбе изначального жильца квартиры, его прислуги, отдельных вещей, оставшихся от него.

Рассказчица, похоже, воспроизводит текст, который она не раз уже проговаривала, и попытки интервьюера свернуть ее с заданной колеи не увенчались успехом. О подобных рассказах о далеком прошлом трудно судить с уверенностью, достоверны ли события и подробности, которые там упомянуты, или нет. Действительно ли все было так, как это увидел тогда маленький ребенок и как эта старая женщина рассказывает сейчас? В эпоху большого террора люди исчезали и вовсе без повода, не говоря уже о продаже драгоценностей на черном рынке или в Торгсине. С другой стороны, непросто представить себе, как этот легендарный инженер «из бывших», что само по себе относило его к группе повышенного риска, мог ютиться на чердаке, избегнуть ареста, а потом получить комнату.

Впрочем, куда интереснее задуматься о том, как эти воспоминания о давно ушедших людях находят себе почву в сегодняшней коммуналке. В глазах старожила само пространство жилища, предметы мебели и декора населены воспоминаниями о событиях и людях легендарного прошлого.

В нашем музее есть только одна фотография («Фрагмент интерьера кухни») из этой квартиры и нет видео записей.

Where: A communal apartment in the central entryway of a five-story apartment building in the high-status historical center of St. Petersburg. The apartment, home to 18 people, is at the back of the central courtyard (the architectural term is cour d'honneur, a formal three-sided courtyard that is a feature of European palaces and mansions beginning in the seventeenth century).

Who: G. A. Z—, born 1932; the interviewer is Ilya, an anthropologist doing field work in communal apartments.

The informant is bedridden; she is looked after by neighbors and a city aide. During the interview, the aide was in the room, cleaning; she also brought in the meal she had prepared in the kitchen.

The oldest tenant in the apartment, living there since 1932, G. A. Z—, was in active conflict with all the other tenants ("I'm lying in a state of boycott," as she put it). Unlike her memories of the past, which she could relate more or less calmly, everything that in any way touched her relationship with her neighbors today agitated her and made her stutter; it was very difficult for the interviewer to change the subject.

What: The story she tells involves the apartment's original tenant, his servant, and some furniture that he left behind.

Such stories of the distant past are difficult to judge: are the details true or fantastic? Did they unfold as the child perceived them and the elderly woman remembers them? Or was the reality more complex? Given the kinds of things that happened in the Great Purges of 1937, when hundreds of thousands of Soviet citizens were arrested and sent to camps or executed, some even for utterly trivial "crimes" such as selling a trifle on the black market, the disappearance of the servant is not at all impossible. On the other hand, it is hard to imagine how the engineer remained in the attic, where there wasn't even a toilet, without incurring the annoyance of some neighbor-informant in the apartment below. As someone educated in pre-Soviet Russia, with his entire family abroad, he was in a class of people in particular danger in 1937.

Perhaps most important to consider is the way that this old woman's memory of people from the faraway past lingers in the stories she tells about the kommunalka today. The space, and even objects of furniture, are inhabited and animated by memories of events and people long gone.

Our virtual museum has only one photograph from this apartment ("Partial view of a kitchen") and no video materials.

Илья: Этот инженер потом на чердаке жил?

ГА: Да. Семья эмигрировала, а он тут остался.

Илья: И что же, вместо такой квартиры у него осталась маленькая конурка?

ГА: На чердаке прямо жил, вот над нами чердак завесил простынями. Кровать простая, стол, стул стоял.

Илья: Да, и что потом?

ГА: А потом — я расскажу. Да, значит, у него была прислуга Лида, это я знаю, жила в нашем доме вот. Через комнату. Через комнату Лида жила. Она продавала какое-то золотишко, продавала. И кормила своего хозяина. И в тридцать седьмом году, в тридцать седьмом году, вот, это мне было пять лет, уже я все помню, я тут бегала. Она ходила в халате с жар-птицами. Атласный халат, и жар-птицы на нем были. Вот, и она... ее... двое пришли, простукивали двери, камин. Ну, откуда она берет это золотишко, чтобы им отдала. Из органов безопасности, должно быть, приходили. И ее взяли, в тридцать седьмом году. Больше я ее не видала.

Илья: А инженер тот, тоже больше ничего не слышали про него?

ГА: Слышала. Инженеру дали комнату. В нашем доме он жил. Но не знаю где. Такой интеллигентный, не знаю, на что жил, как он жил. В нашем доме. Жил. Жил. Не знаю, в какой квартире, я с ним ни разу не встречалась. Очень интеллигентный. И так вот он тут и умер. В нашем доме вот и умер. Ну, я не знаю, как его звали, как и чего, но вещи, вот эти две вещи... это еще третья вещь, это этого инженера. Вот эта, вот эта этажерка и стол за холодильником это вещи этого инженера. Затем у нас вот шкаф, шкаф есть, шкаф, это его шкаф. Вот, у кухни стоит шкаф, черный такой шкаф, темный. Там всякое-всякое хранится. Они думают, что это дрянь какая-нибудь, на помойку хотели выбросить, а сюда поставить... это уникальная вещь!

Илья: А много выбросили на помойку вещей хороших?

ГА: Дак это ж я не знаю! Я вам говорю, что я помню, что вот это вещи его, и вот шкаф этот его. Потом есть вещи... еще несколько вещей есть, вот у этой соседки на даче. Они забрали. Трюмо забрали, этажерку забрали. Вроде две вещи. Две вещи есть на даче у этих С—ых.

Ilya: So afterwards he lived in the attic?

GA: Yes. His family emigrated, but he stayed here.

Ilya: So after an apartment like that all he had left was that wretched attic?

GA: That's exactly where he was living, right above us he strung up curtains. He had a simple bed, a table, and a chair.

Ilya: And then what happened?

GA: Well, I'll tell you. So he had a servant named Lida, I'm sure of that, she lived here with us. Two rooms over. Lida lived two rooms over. She'd go and sell gold jewelry, she'd sell it. And she'd buy food for her master. But in 1937, in 1937, I was five then, and here I remember everything, I was always underfoot. She used to wear a robe with firebirds on it. A silk robe, and it had firebirds on it. And so she... her... Two men came in, they were tapping on the door, on the fireplace. They wanted to find where she had the gold, so they could take it from here. The security police, it must have been. They took her away, in 1937. And I never saw her again.

Ilya: What about the engineer? Did you ever hear anything more about him?

GA: I did. The engineer was given a room. He lived in our building. But I don't know where. He was so well-educated, I don't know what he was living on, how he managed. In our building. He lived here. He lived here. I don't know in which apartment, I never met him. Very educated. And so he died here. In our building is where he died. I don't know what his name was, I don't know a lot, but his things, these two things and this third one, they belonged to the engineer. This bookcase and the table behind the refrigerator, they are the engineer's. And then we have a cabinet, a cabinet, a cabinet, it's his cabinet. There's a cabinet next to the kitchen, a black one, dark. All sorts of things are kept in it. People think it's some kind of junk, they wanted to throw it into the garbage, but they put it here... it's a unique piece...

Ilya: Were a lot of good things thrown into the garbage?

GA: That I wouldn't know! I'm telling you what I remember, that these things are his things, and that cabinet over there. Then there are some more things, the neighbor took it to her dacha. They took it. They took a standing mirror, they took a bookcase. I think two things. Those S—s have two things at their dacha

Где: Коммунальная квартира, где живут 18 человек, находится в центральном подъезде дома, в глубине парадного двора (курдонера) большого пятиэтажного дома в историческом центре Петербурга.

Кто: З---на Г. А., 1932 года рождения; интервью взято Ильей, антропологом, проводящим полевую работу в коммуналках в рамках своего исследовательского проекта.

Информант — лежачая больная, за которой ухаживают соседи и социальный работник. Во время интервью социальный работник присутствует в комнате: она делает уборку, приносит приготовленный ею на кухне обед.

Самый старый жилец в квартире, живущая здесь с 1932 года Г. А. З---а на момент интервью находится в конфронтации со всеми жильцами квартиры («я лежу в бойкоте», как она заявляет). В отличие от воспоминаний о былом, о которых она может разговаривать сравнительно спокойно, все, что так или иначе касается взаимоотношений с соседями сегодня, вызывает нервное возбуждение и заикание рассказчицы, и интервьюеру только с большим трудом удается переменить тему.

Что: Подсчет числа жильцов до войны; о профессуре, жившей на той же лестнице в отдельных квартирах; о натирании полов; об упадке чистоты и порядка с послевоенным притоком в квартиру неленинградской публики.

В нашем музее есть только одна фотография («Фрагмент интерьера кухни») из этой квартиры и нет видео записей.

Where: A communal apartment in the central entryway of a five-story apartment building in the prestigious historical center of St. Petersburg. The apartment, home to 18 people, is at the back of the central courtyard (the architectural term is cour d'honneur, a formal three-sided courtyard that is a feature of European palaces and mansions beginning in the seventeenth century).

Who: G. A. Z—, , born 1932; the interviewer is Ilya, an anthropologist doing field work in communal apartments.

The informant is bedridden; she is looked after by neighbors and a city aide. During the interview, the aide was in the room, cleaning; she also brought in the meal she had prepared in the kitchen.

The oldest tenant in the apartment, living there since 1932, G. A. Z—, was in active conflict with all the other tenants ("I'm lying in a state of boycott," as she put it). Unlike her memories of the past, which she could relate more or less calmly, everything that in any way touched her relationship with her neighbors today agitated her and made her stutter; it was very difficult for the interviewer to change the subject.

What: A count of the number of residents before the war; professors living in their own apartments located on the same staircase; polishing floors; the drop in cleanliness and order with the postwar influx of non-Leningraders into the apartment.

Our virtual museum has only one photograph from this apartment ("Partial view of a kitchen") and no video materials.

Илья: Ну, больше было или меньше?

ГА: А я могу посчитать, я не знаю сколько, я могу посчитать. Это в первой комнате одна — раз, в этой три — четыре, будем считать с вами, сколько. Четыре? В этой... комнате одна — пять, в этой две — семь, в этой три — десять, в этой три человека — тринадцать, нас... нас четыре, четыре, тринадцать и четыре — семнадцать, этих четыре. Семнадцать и четыре это сколько будет? Двадцать один. Двадцать один человек это проживало до войны.

Илья: А почему после войны так много стало — сорок?

ГА: А вселяли в каждую комнату, и большие семьи, вот в маленькой семиметровой жило четыре. Вселяли. Потом бабушка приехала — пять. Нас было в этой квартире после войны сорок человек. Сорок человек было. Вот... а, это, сейчас восемнадцать, а, значит, до войны, ну, двадцать с чем-то там было их, людей, всех. Всех. Все поумирали, я одна осталась. Значит, так, до войны, что тут было до войны... В маленьких квартирках, которые вот эти были... ну которые вот рядом квартирка, поняли? У лифта. Вот напротив. Это все жила профессура у нас. Внизу стоял в галунах швейцар, у лифта. Напротив пальма была, пальма. Даже две, по-моему, в кадках, были пальмы у нас были. Ковры были. С парадной до лифта ковер был. Профессоров-то в машинах возили. Машина подходила, он со второго этажа редко когда спускался, а так по лифту. Вот, в общем, жила одна профессура, занимали эти квартиры, а мы здесь в коммуналке жили. В коммуналке. Полы натирались полотером, всё ничего не мыли тут.

Илья: А полотер-то откуда был — приглашали?

ГА: Приглашали, конечно.

Илья: А кто платил?

ГА: Мы, конечно, а кто же еще? Мы платили. Никто ничего... здесь моек не устраивали никаких. Всё, всё натиралось, и в комнате не разрешалось, в комнате тоже натирали.

Илья: И никогда не мыли пол?

ГА: Никогда не мыли. Только кухню. Только кухню.

Илья: А когда перестали вот так натирать паркет?

ГА: А после войны. Все вселились деревенские, с разных областей у нас, с разных областей — псковские, новгородские, это... разные, разные области тут всякие. Вот, так вот они ва-а-а вот мы не лентяи, мы будем мыть, начали тут коридор, полы, и всё тут драить и мыть. После войны. А до войны у нас не разрешалось.

Илья: А почему не разрешалось?

ГА: Беречь надо этот дуб! Паркет! Все натиралось у нас.

Илья: А кто откуда приехал вы знаете тоже?

ГА: А конечно! Первая комната Белоруссия, вторая Новгород, эти вот ярославские, а эту, эту не знаю, она никогда не говорит об этом, она никогда ни с кем ни о чем не разговаривает, я не знаю, откуда она приехавши. Это рядом псковские, те — калининские. Разные области.

Илья: То есть из Петербурга нету никого?

ГА: Я же тебе... вам сказала, что я только одна.

Илья: Кроме вас...

ГА: Я только одна единственная с довоенных времен, и одна единственная. Все, все, все поумирали, все померли, все, никого нет.

Ilya: Were there more or less?

G.À.: I can try to count, I don't know how many, I can try. So in the first from there was one woman, that's one, in this one three, that's four, we'll count together. Four? In this... room there was one, that's five, in these two, seven, that's ten, in this one three people, thirteen, and our family had, it had four, thirteen and four, that's seventeen, and there were four of them. How much is seventeen and four? Twenty-one. There were twenty-one people living here before the war.

Ilya: And why were there so many after the war, forty?

G.À.: People were moved in into every room, big families too, a small seven-meter room had four people. People were moved in. Then grandma came, so there were five. After the war this apartment had forty people. There were forty people here. So... and now there are eighteen, so, then, before the war there were more than twenty, more than twenty people, twenty of them. That's everybody. One by one they all died, and I'm the only one left. So, what did we have here before the war... In the small apartments, the ones they were... well they were right here, there was a little apartment, you know what I'm saying? Next to the elevator. Across from here. That's where our professors lived. There was a doorman by the elevator, in a braided uniform. Across was a palm tree, a palm tree. I think there were even two, in tubs, we had palms, we had them. We had carpets. From the doorway to the elevator there was a carpet. The professors were driven in cars. A car would drive up, he didn't usually come down from the second floor on the staircase, he used the elevator. So the way it was, there was nobody but professors there, they used to have whole apartments, and we were here in the communal apartment. In the communal apartment. The floors were done by a floor-polisher, we didn't wash anything then.

Ilya: Where did the floor-polisher come from, did you hire one?

G.À.: Yes, of course.

Ilya: Who paid?

G.À.: We did, of course, who else? We paid... Nobody... nobody was interested in washing floors. Everything was polished, and you weren't allowed to wash the floors in your room either, in your room you also polished.

Ilya: So you never washed the floors?

G.A.: We never washed them. Only in the kitchen. Only in the kitchen.

Ilya: And when did you stop polishing them?

G.À.: After the war. The people who came in were country people, from all over, from Pskov region, Novgorod region, they were... from all sorts of different places. So they, they said, we're not lazy, we're going to wash the floors, so they started here in the hallway, the floors, they started scrubbing and washing. After the war. Before the war we weren't allowed.

Ilya: Why wasn't it allowed?

G.À.: It's oak! You have to take care of it! Parquet! Everything had to be polished.

Ilya: Do you know where the new tenants came from?

G.A.: Of course! The first room was Belorussia, the second was Novgorod, these were from around Yaroslavl, and that other woman, I don't know, she never speaks about it, she never talks to anybody about anything, I don't know where she came from. Over here they're from Pskov region, and over there from Kalinin region. Different places.

Ilya: That is, there was nobody from Petersburg?

G.A.: But I already told you... sorry... I told you that I'm the only one.

Ilya: Aside from you...

G.A.: I'm the only one left from before the war, the only one. Everybody died, one by one they died, one by one, nobody's left.

Где: Коммунальная квартира, где живут 18 человек, находится в центральном подъезде дома, в глубине парадного двора (курдонера) большого пятиэтажного дома в историческом центре Петербурга.

Кто: З—на Г.А., 1932 года рождения, самый старый жилец этой квартиры; интервью взято Ильей, антропологом, проводящим полевую работу в коммуналках в рамках своего исследовательского проекта.

Информант — лежачая больная, за которой ухаживают соседи и социальный работник. Во время интервью социальный работник присутствует в комнате: она делает уборку, приносит приготовленный ею на кухне обед.

Самый старый жилец в квартире, живущая здесь с 1932 года Г.А.З—на на момент интервью находится в конфронтации со всеми жильцами квартиры («я лежу в бойкоте», как она заявляет). В отличие от воспоминаний о былом, о которых она может разговаривать сравнительно спокойно, все, что так или иначе касается взаимоотношений с соседями сегодня, вызывает нервное возбуждение и заикание рассказчицы, и интервьюеру только с большим трудом удается переменить тему.

Что: О дружной жизни в довоенные времена; детские воспоминания о праздновании новогодней елки.

В СССР главным праздником года был Новый год. Рождество, как религиозный праздник, не отмечалось в атеистическом государстве. В 1930-х годов празднование Нового года получило признание властей: начали организовываться детские праздники, т.н. «елки». Главная «елка» страны устраивалась в Кремле.

На Новый год принято украшать елку и дарить друг другу подарки.

В нашем музее есть только одна фотография («Фрагмент интерьера кухни») из этой квартиры и нет видео записей.

Where: A communal apartment in the central entryway of a five-story apartment building in the prestigious historical center of St. Petersburg. The apartment, home to 18 people, is at the back of the central courtyard (the architectural term is cour d'honneur, a formal three-sided courtyard that is a feature of European palaces and mansions beginning in the seventeenth century).

Who: G.A. Z—, born 1932; the interviewer is Ilya, an anthropologist doing field work in communal apartments.

The informant is bedridden; she is looked after by neighbors and a city aide. During the interview, the aide was in the room, cleaning; she also brought in the meal she had prepared in the kitchen.

The oldest tenant in the apartment, living there since 1932, G. A. Z—, was in active conflict with all the other tenants ("I'm lying in a state of boycott," as she put it). Unlike her memories of the past, which she could relate more or less calmly, everything that in any way touched her relationship with her neighbors today agitated her and made her stutter; it was very difficult for the interviewer to change the subject.

What: A friendly life before the war; childhood memories of New Year's festivities.

The most important holiday in the Soviet Union was New Year's eve. Christmas, as a religious holiday, was not celebrated in the atheist state. Beginning in the 1930s, the government encouraged New Year's celebrations by organizing special children's parties. The main such party took place in the Kremlin.

It is customary to decorate trees, the equivalent of Christmas trees, and exchange presents at the New Year.

Our virtual museum has only one photograph from this apartment ("Partial view of a kitchen") and no video materials.

Илья: А ходили друг к другу до войны?

Г.А.: А как же! Вот в большой комнате у нас, которая кухня, мы, все дети, и собирались, елку праздновали. Дружно жили, все дружно. Деньги никто не копил. Все думали, что, может быть, година такая нехорошая, мол, будет или всё… Вот две девочки были, они две комнаты занимали, у них был целый шкаф детской литературы. У меня-то не было. Так я маленькая ходила, брала книжку и рассматривала эти… книжку с картинками рассматривала. Мне очень хотелось научиться, там вот, читать, все книжки, все это. Вот. Другая девочка, елка когда была, она очень писала хорошо. И ей давали, там, орех или мандаринку давали. Раньше мандаринки продавались в папиросных бумагах и поштучно. Если мне родители покупали, так пять штук покупали, килограмм — это не покупали. Один апельсин, вот. На Новый год мне обычно дарили шоколадную рыбку, и все.

Ilya: Did people visit each other before the war?

G.À.: Did they ever! In our big room, the one that's the kitchen, we, all of us children would get together and have a New Year's party. We got along, everybody got along. Nobody saved up money, everybody thought, well, maybe there'll be a bad year, so there'll be one, so what. There were girls, they had two rooms, they had a whole bookcase of children's books. I didn't. So I was little but I went to see them and I'd take books and look at the... I looked at the picture book. I wanted to learn, I wanted to read all those books there, all of that. So. Another girl, when we had our New Year's party, she had a very good handwriting. And people there would give her a nut or a tangerine. Tangerines used to be sold wrapped in tissue paper, you'd buy one at a time. If my parents bought them, they'd buy five, never a kilogram. One orange, that's all. For the New Year they used to give me a chocolate fish, that's all.

Где: Коммунальная квартира среднего размера, где живут десять человек, в доме по Шпалерной улице, в одном из престижных районов Петербурга.

Кто: Володя (40 лет), его мать Розалия Юрьевна, Илья — антрополог, проводящий полевую работу в коммуналках в рамках своего исследовательского проекта; кошка, вспрыгивающая на стол — к ней обращены восклицания Р.Ю.

Володя и Розалия Юрьевна приехали в Петербург из маленького поволжского городка, где у них был свой дом.

Что: История о том, как Володя не хотел принимать гостя, пришедшего к нему и звонившего в его, Володин, звонок. Сосед Володи слышал этот звонок и знал, что Володя дома, и поэтому открыл дверь и провел гостя к Володе в комнату, за что впоследствии Володя сделал этому соседу выговор.

Where: An apartment on Shpalernaya St., in a prestigious St. Petersburg neighborhood; a midsized communal apartment with ten co-tenants

Who: Volodya, age 40; his mother Rosalya Yurievna; and Ilya, an anthropologist conducting field work in communal apartments as part of his academic research. A cat jumps onto the table (Rozaliya Yurievna's exclamations are aimed at her).

Volodya and Rozalya Yurievna moved to Petersburg from a small town in the Volga region, where they had their own house.

What: The story about how Volodya wanted to avoid someone who came to the apartment to see him and rang his bell. Volodya's co-tenant heard the bell and knew that Volodya was home, so he opened the door and brought the visitor to Volodya's room. In consequence, Volodya had some sharp words for the co-tenant.

Р.Ю.: Ну, знаете, иногда такая большая населенность даже иногда и лучше.

Володя: Да, конечно.

Р.Ю.: Потому что индивидуальные особенности, они как-то стираются.

Володя: Там коллектив есть, конечно. Они там не дадут, например, кому-то, чтобы кто-то отказывался от уборки, там, такие вещи.

Илья: А вот у вас так бывает, что, скажем, к кому-то придут гости и позвонят не в тот звонок, скажем?

Р.Ю., Володя: (одновременно) Ну и что?

Илья: И... вы открываете, и никаких там проблем, или кто-то вашим гостям открывает? Не сердятся они [соседи] по этому поводу?

Володя: Сейчас я вспомню, когда это было.

(пауза 8 секунд)

Илья: Чай отличный.

Р.Ю. (кошке): Ну, сядь, сядь. Сядь.

Володя: Так, так, что-то такое было... наверно, этот случай.... ага, так! Я сердился по этому поводу. Что мне [моим гостям] открыли. Кого такая... ко мне... мало того, еще, если я не открываю, еще и провели в комнату. Я очень отругал... человека, который открыл.

Илья: Он же хотел сделать вам услугу.

Володя: Ну, что значит «хотел» сделать мне? Если я не открываю, значит я не... не хочу. А он мне сделал совершенно неправильно.

R. Yu.: You know, sometimes it's actually better when there are so many people.

Volodya: That's true.

R.Yu.: Because individual peculiarities are somehow smoothed over.

Volodya: You have a collective. It won't allow, say, for somebody to get out of cleaning duty. That kind of thing.

Ilya: Does it ever happen that somebody is at the door and rings the wrong bell?

R. Yu., Volodya: (simultaneously) Sure, and so...?

Ilya: And... you open the door, no problem, or somebody opens the door for guests of yours? Nobody gets angry because of that?

Volodya: Let me try and remember if that ever happens.

(Eight second pause)

Ilya: Excellent tea.

R. Yu. (to the cat): Go sit, sit, sit.

Volodya: So, so, something like that happened... probably, it happened... oh, right! I was the one who got angry. That somebody opened the door for [someone who came to see] me.. Who was it... who came... it wasn't just that I didn't go to the door, they brought this guest to my room. I really yelled at... the person who opened the door.

Ilya: But he wanted to do something nice for you.

Volodya: What does that matter, what he wanted? If I'm not opening the door, that means I don't... I don't want to. He did something absolutely wrong.

Где: Большая коммунальная квартира в престижном районе в историческом центре Санкт-Петербурга. В квартире живут около 20 человек.

Кто: С.А., 1934 года рождения, проживающая в этой квартире с 1944 года, то есть дольше, чем кто-либо из соседей. Живет вместе с мужем и сыном. Упоминаются: муж С.А.; Слава, местный пьяница; гость Славы. Интервью берет Илья, антрополог, проводящий исследования в коммунальных квартирах.

Что: Рассказ пожилой дамы о том, как гость соседа-пьяницы украл ботинки ее мужа.

См. также другой фрагмент, где упоминается тот же герой.

В клипе «Комната для дочки» рассказчица тоже, как и Слава, получила комнату, пойдя работать дворником.

Where: A large communal apartment in a prestigious neighborhood in the historical center of Saint Petersburg. About 20 people live in the apartment.

Who: S.A., born in 1934 and living in the apartment since 1944, longer than any of the other tenants. She lives with her husband and son. In the course of the conversation, the following people come up: S.A.'s husband; Slavka (Slava), the apartment drunk; Slavka's guest. The interview is conducted by Ilya, an anthropologist doing research on communal apartments.

What: An elderly lady's story about how the guest of the apartment drunk stole her husband's boots.

See also another clip, in which this person is discussed.

In the clip "A Room for Her Daughter" the narrator, like Slava here, gets a room by taking a job as a janitor.

Но надо отдать ему должное, что если он берет в долг, он отдает. И он отдал двести тысяч — по тем деньгам еще это были деньги — за ботинки. Потому что он вообще-то мастер, он маляр, там, строитель. Он окончил техникум, он учился в экономическом институте два года. Он развитый. И вот опять: пошел в дворники из-за комнаты и там и спился. Вот так вот.

But I have to hand it to him, if he borrows money, he returns it. He gave us two thousand—in those days that was money—for those shoes. Because he's actually a skilled worker, a house painter, a builder. He graduated from technical school, for two years he was a student at the Economics Institute. He's got education. And then it happens again: he gets a job as a janitor to get the free room, and then he becomes a drunk, like all of them. So that's the story.

Где: Большая коммунальная квартира в престижном районе в историческом центре Санкт-Петербурга. В квартире живут около 20 человек.

Кто: С.А., 1934 года рождения, проживающая в этой квартире с 1944 года, то есть дольше, чем кто-либо из соседей. Живет вместе с мужем и сыном. Стасик, сосед примерно 20 лет, торгующий наркотиками. Илья, антрополог, берущий это интервью и живущий в этом же доме, но в другой эквартире.

Что: См. также другой фрагмент этого интервью, где речь идет о наркотиках и о том же герое.

Where: A large communal apartment in a prestigious neighborhood in the historical center of St. Petersburg. About 20 people live in the apartment.

Who: S.A., born in 1934 and living in this apartment since 1944, making her the longest-term resident. She lives with her husband and son. Stasik, a drug-dealing neighbor about 20 years old. Ilya, an anthropologist doing the interviewing; he lives in this building, but in a different apartment.

What: See also a different part of this conversation, where there is a discussion about drugs in general and about this same young man.

Илья: Нет.

С.А.: Мы были в деревне, у нас дом есть на Псковщине, а он [муж] приехал отпускные получить.

Илья: А, ну да-да-да-да, эту историю...

С.А.: И вот он пошел в ванную, тут положил этот кошелек, отпускные, в той комнате. А Стасик к нам приходил закурить все время. В коридоре стучится: дайте папироску! Без конца. Ну вот. Я так просто думаю, что он... пришел закурить попросить, и вдруг просто такой соблазн его... невозможно было ему от этого... ну, я уже потом психологически... ну вот. Но шок был страшный. Не говоря о том, что нужно было целый год расплачиваться с долгами.

Илья: Но это был не первый раз, когда он что-то воровал?

С.А.: Ну, в смысле денег, первый раз. Он не отдавал очень много. Это уже, вообще, другая песня. А так... у мамы он там все продавал. Холодильник тут даже продал.

Илья: А почему вы говорите, что все его боялись? Ведь он... какие-то безобразия тут творил?

С.А.: Нет, нет, он очень деликатный, вообще-то.

Илья: Нет, но его приятели, которые сюда приходили.

С.А.: А... он просто всем говорил, что у меня друзья — бандиты. Вот и всё. Я не знаю, мне он ничего не говорил. Но другая, это самое, соседка, третья, четвертая угрозы от него слышали. Как только возникнут что-нибудь сказать... В основном, он никому бы не мешал, если бы не ходили эти толпы, понимаете.

Илья: Да, и не блевали бы тут на лестнице.

С.А.: На лестнице-то ладно, а вот когда они стоят по шесть человек у телефона в грязных сапогах, понимаешь, в квартире, и потом, вид ужасный у них. Были приличные, а были жуткие.

Илья: Так он торговал наркотиками?

С.А.: Я этого не знаю. Но поскольку к нему ходили, может, он связующий какой-то был.

Илья: Да, ну, тут у них вообще очень специфический… все время я слышу. И просто поскольку рядом с дверью живем, слышу эти разговоры. Приходят и требуют у него, что он опять не так разбавил, что он что-то там не так. То есть он разбавляет и продает.

С.А.: А, вот видишь, это тебе повезло, я-то не слышала это. Но только вот соседка слышала, в ванную повел там, сделал им укол. Он же ведь еще, это, медицински немножко подкован, он немножко начал учиться в колледже медицинском после школы. Ну вот, так вот, слышала, что он там что-то говорил: вы мне-то оставьте немножко, там, туда-сюда. Ну, а так я лично не могу ни в чем вот сказать. Единственно что вот приводили сюда мальчика маленького, милиция была. Меня больше всего убивает, что еще дети, понимаешь, калечат их. И пришли такие жуткие боевики, знаешь, в бронежилетах, и ребенка этого ведут. Он показал сразу на дверь Стасика. Видно, его поймали, этого мальчика, с наркотиками.

Илья: Да. И что? Ну, вот помимо...

С.А.: И опять все обошлось! Это, он очень-очень... скользкий.

Ilya: No.

S.A.: We were in the country, we have a house near Pskov and he [her husband] came to pick up his holiday pay.

Ilya: Oh yes, I remember that story...

S.A.: So he went into the bathroom and put down his wallet, with the money in it, in our room. Now Stasik used to come in to our room to ask for a cigarette. There'd be a knock on the door: how about a cigarette? All the time. So. I just thought that... that he was coming to ask for a cigarette and suddenly, the temptation... it was too much for him... and then, afterwards, the way I saw it, psychologically... well, you see. But it was a terrible shock. And even worse, we had to spend the rest of the year paying back money we had to borrow.

Ilya: But this wasn't the first time he had stolen something, was it?

S.A.: In terms of money, yes. He would take things and not give them back. But that's another story... As for... He sold all his mother's things. He even sold the refrigerator.

Ilya: Why do you say that everyone was afraid of him? Because he... Did he do anything really awful?

S.A.: No, no, he's very considerate, actually.

Ilya: No, but his friends, who would visit him.

S.A.: Well... he just told everyone, my friends are gangsters. And that was that. I don't know, he never said anything to me. But another, you know, neighbor, a third one, and a fourth one, were threatened by him. As soon as someone would start saying something... In general, he wouldn't have bothered anyone, if it weren't for those groups of men who were showing up all the time, you understand.

Ilya: Yes, and if they hadn't been vomiting right here on the staircase.

S.A.: The staircase is one thing, but when six of them are standing by the telephone in their dirty boots, you understand, in the apartment, and then, they look frightening. There were decent-looking ones, and there were awful ones.

Ilya: So he was selling drugs?

S.A.: I couldn't say. But since people came to see him, maybe he was some kind of middleman.

Ilya: Yes there's something about they way they talk... I hear the conversations because I live next to the entrance. They come and complain that again he didn't cut them right, that he did something wrong. So he cuts them and sells them.

S.A.: So, you see, you're lucky, but I didn't hear that. Except a neighbor heard him bring someone into the bathroom and give him a shot. You know he's got some, what is it, medical training, after school he started going to a medical college. So, you know, I heard him say something, something like you leave a little of that for me, you know, blankety blank. But personally I can't say he did anything. The only thing was they once brought a little boy here, the police came. What really kills me is that they take children, you know, and they ruin them. And these scary cops came in, you know, in bullet-proof vests, and they had this child with them. He pointed right to Stasik's door. Apparently they had caught him, this boy, with drugs.

Ilya: Really. And what happened. Though besides...

S.A.: He got out of it, as usual! That is, he's a very... slippery character.

Где: Большая коммунальная квартира в престижном районе в историческом центре Санкт-Петербурга. В квартире живут около 20 человек.

Кто: С.А., 1934 года рождения, проживающая в этой квартире с 1944 года, то есть дольше, чем кто-либо из соседей. Живет вместе с мужем и сыном. Слава, муж С.А. Стас(ик), сосед примерно 20 лет, торгующий наркотиками. Слава, местный пьяница (см. о нем фрагмент интервью). Илья, сосед по дому из другой квартиры, антрополог, берущий это интервью.

Что: Наркотики и тот же молодой человек обсуждаются также в этом фрагменте интервью.

Where: A large communal apartment in a prestigious neighborhood in the historical center of St. Petersburg. About 20 people live in the apartment.

Who: S.A., born in 1934 and living in this apartment since 1944, making her the longest-term resident. She lives with her husband and son. Slava, S.A.'s husband. Stasik), a drug-dealer neighbor about 20 years old. Slava, the apartment drunk, described further in this selection from an interview). Ilya, doing the interviewing, an anthropologist who lives in a different apartment in the same building.

What: Drugs and the same young man are also discussed in this selection from the same interview.

Я говорю: «В чем дело?» – «Открывай, открывай дверь!» – «Кого надо?» – «Стаса». Я говорю, он здесь не живет, в этой комнате, оставьте меня в покое. Они пошли по коридору. И вдруг слышу, его мать орет: не трогайте, не бейте его, вы же его убьете! Они стали его лупить. Какие-то там, за провинности.

А этот пьянчужка выходит, под кирой, и говорит: «Что за шум? Опять посторонние в квартире?» А он маленького роста. Как его стали лупасить, кстати, тоже... Он говорит, я еле ноги унес, закрылся в уборной. И этот Стас пошел к нему в комнату, взял магнитофон его, вынес и отдал этим. Как бы, только бы от него отстали, понимаешь ты? Мало того, что этого У— избили, так еще и унесли магнитофон.

Илья А в милицию не обратились?

С.А. Ну, что ты! Суд был.

So I say, "What's going on?" "Open up, open up the door." "Who are you looking for?" "Stas." I say, he doesn't live here, in this room, leave me alone. They go further down the hall. And suddenly I hear his mother screaming, don't touch him, leave him alone, you're going to kill him." They started to beat him up. For something or other he did.

And then that poor drunkard comes out, under the influence, and says, "What's this noise? People we don't know in the hallway again?" And he's a short man. So they started beating him up too. He says, I could barely get away and locked myself in the lavatory. And then Stas went into that fellow's room, took his tape player and handed it to those men. Anything so they would leave him alone, you understand? It's not enough that they nearly beat the hell out of him, out of that U—, they had to take his tape player too.

Ilya You didn't call the police?

S.A. Of course we did. There was a trial.

Где: Большая коммунальная квартира в престижном районе в историческом центре Санкт-Петербурга. В квартире живут около 20 человек.

Кто: С.А., 1934 года рождения, проживающая в этой квартире с 1944 года, то есть дольше, чем кто-либо из соседей. Живет вместе с мужем и сыном. Слава, местный пьяница. Илья, антрополог, берущий это интервью и живущий в другой квартире в этом же доме.

Что: См. также другой фрагмент, где упоминается тот же герой.

На этом фото и в этом клипе мы видим остатки хлеба, который не выбрасывают, а собирают в качестве корма для голубей таким же образом, как описывает С.А. Люди, пережившие блокаду Ленинграда, особенным образом относятся к хлебу и не выбрасывают его в помойку.

Where: A large communal apartment in a prestigious neighborhood in the historical center of St. Petersburg. About 20 people live in the apartment.

Who: S.A., born in 1934 and living in this apartment since 1944, making her the longest-term resident. She lives with her husband and son. Slava, the apartment drunk. Ilya, an anthropologist who is doing the interviewing; he lives in a different apartment in the same building.

What: See also this selection from an interview where this same apartment drunk is mentioned.

In this photo and in this clip, we see leftover pieces of bread that are saved to feed pigeons as described by S.A. People who lived through the Siege of Leningrad, have a reverent attitude toward bread and do not throw it into the garbage.

С.А.: Ну, как вот... я, например, помогаю. Как я? Я вижу, например, что Слава голодный, я хочу его накормить, вот этого пьянчужку. Понимаешь, вот как вот заблудшего ребенка. Ты понимаешь? Но вижу, что он начинает, там, я для голубей оставляю, мне кажется, грех выбросить хлеб, я потом вот собираю в коробочку, говорю, да вы не бросайте хоть хлеб, размочу и голубям, понимаешь? Смотрю: он там роется. Господи, я сразу налью супу, сделаю ему бутерброд. Даже вот так думаю, он, он очень скромный вообще-то, он не вор, ничего. Только что вот когда напьется, начинает орать, что он тоже человек, да вот кто-то тут налил...

Илья: И начинает орать так, да?

С.А.: Ой, вот это вот ужасно, кричит. Другой раз ночью начинает говорить с кем-то по телефону, теряет ориентир, что уже ночь. С ним и бьются все время. И все время вызываем милицию, его там снова обратно отправляют. Вот такое...

Илья: А вызывали милицию, часто?

С.А.: Сколько раз, сколько раз... Потому что он тут привел какого-то коротышку. В общем, его голубым даже считают, этого Славку. Я не знаю, но во всяком случае ему уже сорок лет, а он не может жениться. Как он говорит, я один раз любил, и всё. Дочь генерала!... Такой жалкий, несчастный. Как все люди, знаешь это, маленькие такие, которые любят из себя Наполеона. Я говорю, Славка, ты — Наполеон, когда ты пьяный. Или Микки-Маус. Такой одна бровь выше, встанет вот такой вот, а сам такой смешной, жалкий, знаешь. Начинает качать права, что он тоже человек. Слава, уйди! Я ему скажу, что вот, Славочка, пожалуйста, иди домой, когда ты напьешься. Иначе опять ты окажешься в каталажке. «Почему меня так все обижают, туда сюда?» Вот не послушается, у нас есть решительные, Надя такая вот, сразу: раз, раз, звонок, приезжают, забирают его, жалкого поросенка. Ну и утром он является снова. Он такой добродушный, не злобный, понимаешь, чтобы там мстить и все такое.

S.A.: Well, how shall I put it? I, for example, help. How do I do this? Say I see that Slava is hungry, I want to feed him, the poor drunkard. He's like, you know, like a lost child. But I see that he's starting, you know, I save bread for the pigeons, I think it's a sin to throw out bread so I put it all in a little box, I tell everyone, don't throw away your bread, I'll moisten it for the pigeons. You understand? So I look and there he is, poking through. God! Right away I give him some soup, I make him a sandwich. And I think that he, he's very modest really, he's not a thief, nothing like that. It's only when he gets drunk then he starts yelling that he's also a human being, but somebody here poured...

Ilya: So he starts yelling, right?

S.A.: Oh, it's awful, he screams. Sometimes at night he starts talking with someone on the phone, he gets confused, he doesn't know it's night., he's always in trouble. And the police are always being called, and they always bring him back. So that's...

Ilya: Have they called in the police often?

S.A.: So many times, so many times... Because he brought home some short man. They even think he's gay, this Slava. I don't know, but he's already forty and he can't get married. He says, I was in love once, and it's over. A general's daughter!... I feel so sorry for him, he's so unlucky. The way everybody, you know, all little people who like to think of themselves as Napoleons. I say, Slavka, when you get drunk, you're like Napoleon. Or Mickey Mouse. With one eyebrow higher than the other, it goes up like this, and he himself is so silly, so pathetic, you know. He starts jabbering about his rights, that he's also a human being. Slava, go away! I tell him, look, Slavochka, please, go home when you get drunk. Or you'll end up back in the jug. "Why is everyone always disrespecting me, blankety blank?" So he doesn't listen, and we have some people, they take action, like this Nadya, she sees it, she calls, they come, they take him away, the poor little piglet. And in the morning he's back. So good-natured, not angry, you understand, not about to take revenge or anything like that.