Из деревни людей гнали нищета и лишения; официальная же политика индустриализации способствовала (порой принудительными мерами) притоку населения в города. С 1920-х по 1950-е значительная часть советских семей жила в коммуналках, но многие жили и в еще худших условиях: в бараках или в общежитиях. Для них получить комнату в коммуналке было ступенькой вверх, особенно если они таким образом благополучно обосновывались в самых желанных городах страны, Москве или Ленинграде. Подобно Ираиде Яковлевне из видеоклипа «Комната для дочки» (видеоэкскурсия 3), многие получали жилье в городе, нанимаясь работать в дворники. В советском обществе жилье в городах не принадлежало тем, кто там жил. Жилой фонд принадлежал государству. Жилье распределялось государством (муниципальными властями) или государственными ведомствами бесплатно, исходя из нормы, по которой определенное количество жилплощади полагалось на человека. Помещения предоставлялись жильцам, как правило, без возможности выбора. Взимавшаяся с граждан арендная плата и плата за коммунальные услуги не составляли сколько-нибудь значительной части семейного бюджета. Они не покрывали реальных расходов и субсидировались государством.

Как и потребление в целом, доступ к жилью зависел от положения человека в обществе, от места работы. Нередко жилье (т.н. «ведомственное жилье») обеспечивал работодатель. Административный контроль за жильем и перемещениями граждан власти осуществляли при помощи прописки.

Вплоть до 1970-х годов большинство городских семей занимали комнату в коммунальной квартире, страдая от скученности и не питая особых надежд на изменение своих жилищных условий. Проживавшие в отдельных квартирах, как и обитавшие в общежитиях и бараках, составляли относительное меньшинство. Хотя еще в 1930-е годы отдельная квартира для каждой семьи была провозглашена целью советской жилищной политики, крупномасштабная программа строительства жилья была запущена только в конце 1950-х. Массовое строительство низкокачественных панельных пятиэтажек, т.н. «хрущевок», позволило облегчить жилищный вопрос. Но все равно провозглашенная цель так и не была достигнута даже когда в 1980-е годы многоэтажные дома с отдельными квартирами, построенные по типовым проектам, стали основным типом городского жилья: в отдельных городах (Ленинград в их числе) почти треть населения все еще «стояла на очереди».

С 1960-х годов граждане, которые не могли рассчитывать на государственную очередь из-за того, что в их семье на человека приходилось больше санитарной нормы (скажем, больше 5 кв метров), могли вложить собственные деньги в долевое строительство и получить т.н. «кооперативную квартиру». Это было доступно наиболее состоятельной части населения, причем уже имеющаяся жилплощадь не должна была превышать определенных норм — например, норма в 9 кв м на человека действовала вплоть до начала 1980-х годов, затем она стала повышаться. При подсчете обеспеченности семьи жилплощадью поначалу, в 1960-е, учитывалась не только квартира, но и дача, у кого она была.

Для тех, кто имел право вступить в кооператив, жилье оказывалось относительно доступно: цена одного квадратного метра жилья в кооперативной квартире была приблизительно равна средней месячной зарплате. В современном Санкт-Петербурге (2006), для сравнения, рыночная цена квадратного метра жилья в самой дешевой новой квартире составляет около десяти средних месячных зарплат.

Еще одним способом улучшить свои условия, хотя и не радикально, был «обмен». Например, если семья, имевшая одну большую комнату в коммуналке, делилась на две части (скажем, супруги разводились), они могли обменять свою жилплощадь на две маленькие комнаты в разных коммуналках. Говорили, что те, кто получает одну большую комнату, «съезжаются», а те, кто получает две маленькие в обмен, «разъезжаются».

Poverty and privation drove people from the countryside, while Soviet official industrialization campaigns encouraged (and sometimes forced) their movement to cities. From the 1920s into the 1950s, a significant number of Soviet families lived in communal apartments, while many lived in worse conditions in barracks or "dormitories" (mass housing for workers). For many families, gaining a room in a communal apartment represented a step up in their housing, especially if they found themselves in the most desirable cities of Moscow or Leningrad. Like Iraida Yakovlevna from "A Room for Her Daughter," many people without housing, especially people from the rural areas, tried to get work as janitors so as to gain a room in the city.

In the Soviet Union, housing in cities belonged to the government. It was distributed by municipal authorities or by government departments based on an established number of square meters per person. As a rule, tenants had no choice in the housing they were offered. Rent and payment for communal services like water and electricity did not form a significant part of a family's budget. They did not cover the real costs, and were subsidized by the government.

People's access to housing was like their access to consumer goods in that it depended on their position in society and their place of work. Often, housing (the so-called "department housing") was provided by the workplace. Administrative control over housing and the movement of citizens was carried out by means of the residency permit.

In cities right up to the 1970s, most families lived in a single room in a communal apartment, where they suffered from overcrowding and had little hope of improving their situation. A comparative minority of people lived in "private" apartments or still lived in dormitories and barracks. Although as far back as the 1930s, a private apartment for each family was declared a goal of Soviet housing policy, large-scale construction was begun only at the end of the 1950s. Extensive construction of low-quality five-story concrete-block buildings, dubbed "Khrushchevki," (or "Khrushcheby," which rhymes with the Russian word "trushchoby, " meaning slums), mitigated the situation to some degree. (We've translated this word as "Khrushchev housing" when it comes up in clips.) Nevertheless, the declared goal was not met, even in the 1980s when high-rise projects with private apartments became the main form of city housing. At that time, some cities, including Leningrad, had almost a third of its citizens "on the housing list."

Beginning in the 1960s, people who could not count on joining the housing list because their present space exceeded the legal norm (i.e., they had more than five square meters per person) could contribute their personal funds to a cooperative construction project and receive what was called a "cooperative apartment." Only the better-off portion of the population could afford this, and here also the amount of living space a family already had could not exceed specific limits. The limit of nine square meters per person held up to the early 1980s, after which it began to increase. In calculating square meters, the government took into account not only a family's primary living space, but also, if they had one, the dacha.

For those who could join a cooperative, housing was comparatively affordable: the price of a square meter in a cooperative apartment was about equivalent to an average monthly salary. In contemporary St. Petersburg (2006), by contrast, the market value of a square meter in the cheapest new apartment is about ten times the average monthly salary.

Yet another way to improve one's living conditions, though not by a lot, was the "exchange": you could exchange your housing with other people. If, for example, a family with one large room in a communal apartment split in two (for example, after a divorce), those people could exchange their living space for two small rooms in different communal apartments. People who got one big room were said to be "moving in together" (Russian s"ezzhayutsya) and those who exchanged for two small rooms were said to be "moving away from each other" or "splitting" (Russian raz"ezzhayutsya).