Где: Квартира средних размеров (8 жильцов) в одном из престижных районов Санкт-Петербурга. Всего в квартире 5 комнат и комнатка рядом с кухней, используемая в качестве кладовки.

Кто: Лена, живущая в этой квартире больше 25 лет со своей дочерью Мариной и шестнадцатилетним внуком Владом. Маша, знакомая Лены и Марины, с которой Илья в самом начале клипа поднимается по лестнице.

Что: Лена рассказывает о своих предках из прибалтийских баронов и показывает фотографии, не скрывая своего происхождения и гордясь им. Такое трудно было представить себе в советское время, когда аристократическое или буржуазное происхождение чаще всего замалчивалось, а пролетарские корни давали преимущества позитивной дискриминации (например, существовала негласная квота на долю детей из рабочих семей при поступлении в институт). После перестройки гордиться дореволюционными предками стало модно, а старые фотографии вытащили из пыльных углов и повесили на стенку, ср. высказывания другой дамы. Сходным образом работает на конструирование своего имиджа и упоминание семейной реликвии XVIII века.

Самое последнее замечание Ильи про крюк в центре потолка касается планировки комнат, где живет эта семья. См. эту планировку на схеме, где явно видны три отсека, выгороженные внутри большой комнаты при помощи тонких стен и шкафа.

Встречающееся в речи Лены выражение «старые петербуржцы» (как и, в других контекстах, «коренные ленинградцы») отсылает к существующему в Санкт-Петербурге комплексу представлений об интеллигентных людях, мягких и отзывчивых даже в условиях коммунального быта. Себя Лена не называет себя прямо «коренной» петербурженкой, это свойство приписывается бывшим соседям. Говоря о них с симпатией, Лена не замечает, однако, что в ее формулировке («евреи и, тем не менее, замечательные люди») сквозит бытовой антисемитизм.

Переезд в Германию, принимающую еврейских иммигрантов из России, был широко распространенной практикой в постперестроечные годы, когда эмиграция перестала быть связана с множеством проблем, как это было в советское время.

Where: A midsized apartment (8 residents) in one of the prestigious neighborhoods of St. Petersburg. The apartment has five rooms plus the room off the kitchen, which is used as a store room.

Who: Lena, who has lived in this apartment for over 25 years with her daughter Marina and her sixteen year-old grandson Vlad. Masha, an acquaintance of Lena and Marina. Ilya climbs up the stairs with her at the very beginning of the clip.

What: Lena talks about her forbears, Baltic-area barons, and shows photographs; she does not hide her ancestry but takes great pride in it. This would be hard to imagine in the Soviet period, when an aristocratic or bourgeois background was passed over in silence, while proletarian roots gave the advantage of affirmative action (for example, in admissions for higher education). After perestroika, pride in one's aristocratic forbears became fashionable, and old photographs were retrieved from dusty corners and hung on walls; compare the narrative of a different woman. Allusions to eighteenth century family relics can serve as a means of constructing one's image.

Ilya's final comment about a hook in the middle of the ceiling refers to the layout of the rooms in which this family lives. In this floor plan, we can clearly see the three sections created out of a large room by means of thin walls and a cabinet.

Lena's use of the phrases "old Petersburger" (in other contexts, "real Leningrader") relates to Petersburg notions of educated, well-mannered, polite, and kind people who continue to act as such even in communal conditions. Lena doesn't directly put herself in this group, but rather attributes these qualities to her former neighbors. Discussing them with admiration, she does not notice the everyday antisemitism in her comment "They were Jews, but even so they were fine people."

Moving to Germany, which accepted Jewish immigrants from Russia, was widespread in the post-perestroika era, when emigration was much easier than it had been in Soviet times.

Илья: Здравствуйте, мы к вам! Добрый день!.. Меня зовут Илья.

Влад: Здравствуйте. Ба! Бабушка!

Лена: Ой!

Илья: Ничего.

Лена: Сейчас я дам салфетки. Сейчас дам. Это еще вот салфетки моей бабушки. Приданое. Вот она была баронесса фон Таубе. Это прабабушка сидит, а бабушка стоит.

Илья: Они немцы?

Лена: Они немцы, да.

Лена: Когда я вошла первый раз вообще в квартиру, мне даже понравилось, понравились сначала соседи. Такие старые петербуржцы, знаете, жили? Они сейчас все уехали в Германию. Евреи были, и, тем не менее, замечательные люди. Они так меня встретили хорошо.

Илья: А сколько их было?

Лена: А в каждой комнате вот жили, вот рядом в комнате, которая со мной граничит, жила дочь, ну уже пожилая женщина, с отцом. Потом дальше жила молодая женщина — вот я с ней подружилась — Лена. Так она была одинокая. Ну вот, а в Светиной комнате жила семья — Нина Ивановна, потом Виктор Иванович, он погиб, под поезд попал, и дочка у них Галя была, маленькая такая вот. Я за ней иногда присматривала. Они за моей дочкой присматривали, я — за их дочерью присматривала. А дальше жила Шура. Она была инженер, ведущий инженер, работала на Полиграфмаше.

Лена: Вы знаете, мы ничего тут не боялись, мы не боялись ни двери не закрывать, в смысле, открытыми держать. Я уходила вот на работу, как, мы одни с дочкой жили. Я уходила на работу, мою Марину накормят, напоят, то есть вот оставлю, что поесть — они разогреют, все, и мне на работу сообщат: «Все, Марина уроки сделала, Лена, не беспокойся», потому что возвращалась я поздно. Когда в вечернюю смену особенно работала, возвращалась я поздно.

Илья: Она сама укладывалась спать или ее укладывали?

Лена: Да, такая, еще посмотрят, чтобы она легла спать, там свет погасила, уроки сделала — то есть вот такие были соседские отношения. Я очень скучаю по этим отношениям, сейчас уже все не то.

Илья: А почему?

Лена: Ну, если вот одним словом так сказать — люди более обособленные стали. Раньше как бы жили как одной семьей, одной квартирой. Вот новый год вместе как бы отмечали. И вот одни соседи у меня, а я там к ним ходила в гости.

Лена: Мы знали, когда у друг у друга день рождения, дарили — ну какие-то мелкие подарки. Не обязательно там вот дорогие, ну какие-то просто сувениры. Ну, приятное сделать друг другу — там какие-то цветочки, там чашечку, или что-то... Ну и этого было достаточно. Вы знаете, даже если выйдешь на кухню, тебе скажут — Ленуся, тебя с днем рождения, здоровья, там, всех благ тебе, ну вот — и то приятно, потому что люди помнят. Помнили обязательно. И даже вот беда приходила в дом — вот у Лены мама умерла, мы всей квартирой как бы вот ее оберегали, потому что она была не очень здоровый человек, и мы как бы ее оберегали. А вот допустим, у моей дочки была свадьба — вся квартира гуляла. Я их всех пригласила. Все были, сидели тут здесь за столом, все гуляли. А в ванне вот столько народу было — 11 человек, и все женщины, всем надо постирать, помыться, детей, ребятню свою помыть. И у нас никогда не было... вот многие вывешивают, вот сейчас у нас висит объявление, кому когда мыться — у нас никогда этого не было.

Илья: А оно висит...

Лена: Ну, потому что повесили, потому что вот здесь женщина такая как бы приехала. Ну, сейчас она уже съехала, уже не живет, мошенница. Ну вот, она ну как бы скандалы устраивала, что ей надо ребенка мыть в 9 вечера, ванна занята, все это надоело, дрязготня, мы взяли и вывесили объявление.

Илья: А вы говорите, мошенница?

Лена: Да, мошенница, она вот Свету четыре разу так обнесла и пятый раз нас всех вместе.

Илья: В смысле, она ограбила?

Лена: Пятнадцатого августа, да, у нас ограбили квартиру. Вынесли у нас теле... у меня была икона, XVIII века, Иоанн Златоуст, вот здесь стояла — я ее не прятала нигде, вот она здесь стояла. Ну как бы вообще не принято, мы ничего никогда не прятали, ну вот все как было, так и было. Вот Иоанна Златоуста больше всего жалею, что его унесли.

Илья: И не нашли ничего, да?

Лена: Ну, они предложили, чтобы я побегала по комиссионкам, а я про себя подумала — да Бог ты с ним. Ну, в конце концов, ну пусть он у другого постоит, у нас столько — у двух поколений стоял. Ну, пусть теперь у них постоит.

Лена: Владюш, можно мы эркер пофотографируем? Встань. Это Владов уголок.

Илья: Да не, ничего, ничего, мы не будем беспокоить.

Лена: Карповка видна вот. Вот обратите внимание, весь Большой. Он так и ходил в школу, я...

Илья: А с какого времени, с какого возраста вы его пускали одного?

Лена: С третьего класса, наверное, с третьего класса. Он ходил один. Раньше здесь стол стоял обеденный, раньше здесь... ну как бы мы там ели, да, вот у нас как бы столовая здесь была.

Илья: Явно здесь в середине висела люстра.

Лена: Ну, естественно, естественно, вот это, здесь вот на этом крюке, да, была люстра.

Ilya: Hello, we're coming to see you! Nice to meet you. My name is Ilya.

Vlad: Hello. Grandma!

Lena: Oi!!

Ilya: Don't worry about it.

Lena: Let me get some napkins. Right away. Right away. These are my grandmother's napkins. A dowry. She was a Baroness von Taube. This is my great-grandmother sitting, and Grandma is standing.

Ilya: They were German?

Lena: They were German, yes.

Lena: When I first walked into the apartment, I actually liked it; I even liked the neighbors. Old Petersburgers, you know the type? All of them have gone to Germany. They were Jews, but even so they were fine people. They were very nice to me when I moved in.

Ilya: How many were there?

Lena: There were people in every room. Right next to me, in the room next door to me, lived a daughter, well, she was already middle-aged, with her father. Further down was a young woman—I got to be friends with her—named Lena. She lived alone. So, in Sveta's room was a family: Nina Ivanovna, and then Viktor Ivanovich, he died in an accident, he was run over by a train, and their daughter Galya, she was little. Sometimes I looked after her. They would look after my daughter, and I would look after theirs. Further down was Shura. She was an engineer, a highly qualified engineer, she worked at Poligrafmash.

Lena: You know, we were never afraid here, we weren't afraid not to lock the doors, I mean we kept them open. I would go to work, I lived alone with my daughter. I would go to work, and they would feed my Marina, feed her, and give her something to eat—I mean, I would leave the food, they would heat it up, and then they'd call me at work and say, "Everything is fine, Marina did her homework; Lena, don't worry," because I would come home late. Especially when I worked the evening shift, I'd come home late.

Ilya: Did she go to bed on her own or did they put her to sleep?

Lena: Well, they would look in, make sure that she went to bed, that she had turned out the light, that she had done her homework. That's the kind of neighborly relations we had. I miss those kind of relations. It's not like that now.

Ilya: Why not?

Lena: Well, if I had to put it in one word, I'd say that people are more individualistic now. We used to live together like one big family, one apartment. We celebrated the New Year together. Some of them would come to my party, and I'd stop by at theirs.

Lena: We knew when each other's birthdays were, and we gave each other presents, well, small ones. Not necessarily something expensive, some kind of souvenir. We'd try to make each other happy. Maybe we'd give flowers, or a little cup, or something... You know, you'd go into the kitchen, and people would say, Lenusya, happy birthday! Many happy returns! And it was nice because people remembered. They always remembered. And when there was a sad event, say when Lena's mother died, the whole apartment took care of her, because she wasn't a very strong person, so we took care of her. And then for example when my daughter got married, the whole apartment had a party. I invited everybody. Everybody came, they sat at this table, they had a party. And lots of people would need to wash things in the bathroom—there were eleven of us, all women, and everybody had to do the wash, and wash themselves, and wash their children, their kids. And we never had... now you see a lot of people put up schedules, we have a schedule, who can use the bathroom at what times. But we never used to have anything like that.

Ilya: But now there's a schedule...

Lena: It's there because we put it there, because this woman moved in, that kind of a woman. She's already gone, she doesn't live here any more, the crook. But when she was here she made scenes, that she had to wash her child at 9:00 pm, and somebody would be using the bathroom, and everybody got sick of it, the bickering, so we went and put up a schedule.

Ilya: You say she was a crook?

Lena: Yes, Sveta was cleaned out four times, and the fifth time we were both cleaned out.

Ilya: You mean she stole from you?

Lena: August 15, yes, the apartment was robbed. They took our tele... I had an icon, from the eighteenth century, John the Golden-Tongued, it used to be right here. I never hid it, it was right here. We just didn't live like that, we didn't keep anything hidden away, everything we had we kept out. I feel worst about John the Golden-Tongued, that he was taken away.

Ilya: And nothing was ever found?

Lena: They told me to go around second-hand stores to see if my icon was there but I said to myself, well, the heck with it. In the end what if somebody else has him, we had him how many—two generations. So now let them have him.

Lena: Vladyush, can we photograph the bay window? Stand up. This is Vlad's corner.

Ilya: No need to do anything, we don't want to bother anybody.

Lena: You can see the Karpovka. Look, the whole Bolshoy Avenue. That's how he used to go to school, and I...

Ilya: At what age did you let him go by himself?

Lena: Starting in third grade, probably, in third grade he went by himself. He went alone. There used to be a dining room table here, there used to be... Well, that's where we ate, this was like our dining room.

Ilya: You can see that there was a chandelier right here in the center.

Lena: Of course, of course, that, over here on that hook there was a chandelier.